Опыты по эстетике классических эпох. [Статьи и эссе] - Петр Киле

«Укрупнение фигур и появление нейтрального или золотого фона вместо передачи реальной среды было главным новшеством в жанровой живописи второй четверти XVII века. В этом тоже можно усмотреть воздействие театра».

Следует говорить прежде всего о воздействии самой жизни. Персонажи на ширмах и на сцене театра Но и Кабуки носили не какие-то условные одежды, а действительные, со всеми изысками моды современной, совершенно так же, как персонажи на картинах итальянских мастеров эпохи Возрождения даже на библейские темы. История и мифология не отменяли основного ощущения ренессансного художника - самоценности текущей жизни. Так, Рафаэль в «Обручении Марии» воспроизводит городскую сцену на фоне храма в вышине, с изображениями горожан в современных одеждах.

В Японии вельможи дарили известным актерам свои придворные костюмы, в которых они и выходили на сцену, совмещая исторические или легендарные события с настоящим временем, что составляет одну из важнейших особенностей эстетики Ренессанса, независимо от специфики стран и эпох.

«Ширмы с крупными фигурами на золотом фоне дали начало новому жанровому подразделению - бидзин-га («живопись красавиц»). Это были своего рода идеализированные портреты обитательниц публичных домов, куртизанок высшего разряда  - таю. Такие портреты заказывались их покровителями, и отчасти их можно сопоставить с так называемыми юдзё-хёбанки («Справочниками куртизанок»), получившими распространение в начале XVII века, где содержались всевозможные сведения о внешности, характере, привычках куртизанок, реальные и вымышленные анекдоты из их жизни и т.п. В «живописи красавиц»  постепенно складывается стереотип грациозной, привлекательной женщины в нарядной одежде».

«За столетие, прошедшее с середины XVI до середины XVII века, изображение человека в жанровой живописи претерпело существенные изменения. От монументальной космичности ранних ширм «Виды Киото и его окрестностей» жанровая живопись пришла к принципиальной камерности ширмы Хиконэ, от концепции соподчиненности человеческой жизни природным ритмам - к осознанию возможности собственного бытия человека... Однако в условиях токугавского абсолютизма, с его общей консервативной направленностью на сохранение феодальных институтов и феодальной идеологии, эта зародившаяся в жанровой живописи тенденция не могла получить развития».

Здесь существенно важно уникальное развитие жанровой живописи в Японии XVI -  начала XVII веков, что уже нельзя воспринимать иначе, как ярчайшее ренессансное явление. Жанры расцветают и увядают, с развитием новых жанров или видов искусства - в литературе и театре  Японии XVII - XVIII веков, с новыми достижениями в живописи, в цветной гравюре на рубеже XVIII - XIX веков, что представляет венец Ренессанса в Японии.

Иллюстрации:

Кано Эйтоку. Виды Киото и его окрестностей. Роспись ширмы. Деталь. Начало XVII в.

Кано Эйтоку. Ястреб на сосне. Конец XVI в.

Кано Нагапобу. Развлечения под цветущими вишнями. Начало XVII века.

Неизвестный художник. Женщина с письмом. Первая половина XVII в.

Неизвестный художник. Развлечения женщин. Первая половина XVII

Литература и театр Японии XVI - XVIII столетий

 Как свидетельствует один из английских путешественников XVII века Кемпфер, Осака напоминал Венецию эпохи Возрождения: «Это крупнейший торговый центр Японии, само расположение которого необычайно благоприятно для ведения торговли по водным и наземным путям. Поэтому в Осака и проживает столь много богатых купцов, ремесленников и предпринимателей! Несмотря на многочисленное население, продукты питания очень дешевые. Жаждущий роскоши и чувственных наслаждений может в изобилии их здесь получить. Поэтому японцы называют Осака всеобщим театром удовольствий и развлечений. Театральные представления можно увидеть ежедневно, как публично, так и в частных домах. Со всех концов империи сюда стекаются шуты и фокусники, готовые показать разнообразные искусные трюки, и всевозможные демонстраторы диковинок: всяческих уродов, заморских или дрессированных животных, убежденные, что здесь они заработают больше, чем где-либо...

Поэтому неудивительно, что ежедневно сюда прибывает множество иногородних и путешественников, преимущественно богатых, уверенных в том, что здесь они могут провести время и потратить деньги с гораздо большим удовольствием, чем в каком-либо другом уголке империи. У всех западных князей и феодалов по эту сторону Осака имеются в этом городе дома и прислуга, дабы обслуживать их в случае приезда, хотя в городе им разрешается оставаться всего на одну ночь. Кроме того, при отъезде они обязаны двигаться по дороге, которая совершенно не просматривается из замка».

Так совмещались феодальная система и ренессансное приволье как в торговле, так и в жизнетворчестве, причем с большей свободой и жизнелюбием, чем в Венеции или в Лондоне во времена Шекспира. В Осака в 1642 году родился Ихара Сайкаку, который поначалу выступил как поэт. Он импровизировал на площади перед публикой, за ним записывали, а затем он издавал сборники хайкай. Это «сцепленные строфы» из трехстишия и двустишия, что сами по себе составляют стихотворную форму танка, но в хайкай соединяются в бесконечное число строф, можно сказать, в виде поэмы любовного или шутейного жанра  Самостоятельную форму стихотворения обрело начальное трехстишие хокку, прославленное Басё (1644 - 1694).

Осака в это время стал театральным центром Японии, поэтому неудивительно, Сайкаку приступил и к сочинению пьес для театра марионеток или Кабуки, но здесь его соперником оказался Тикамацу Мондзаэмон (1653 - 1724), и он занялся театральной критикой, которая, возможно, впервые в истории мирового театра получила полное развитие в Японии. Критические статьи назывались хёбанки («записи оценок»), появился издатель из Эдо Хатимондзия, который монополизировал издание серии театральных статей, его издательство просуществовало 211 лет - с 1656 года, то есть до заката эпохи Ренессанса в Японии, когда и была разработана эстетика классического театра Но, Кабуки и марионеток. Хёбанки - это те же памфлеты в Англии, в которых впервые упоминается Шекспир, хотя театральная критика не была столь развита там, как в Японии.

Ихара Сайкаку не ограничился театральной критикой. Как стихи-поэмы, особенно театральные статьи представляли собой воспроизведение жизни театра, с описаниями жестов, речей, поведения актеров, соответственно и жизни в «веселых кварталах». Переход к новеллистике был естественен, как в Италии, при этом японская проза была приближена к жизни в неизмеримо большей степени, чем итальянская, с соприкосновением с театральной жизнью, что наблюдалось в Европе лишь спорадически, да уже в Новое время.

Таким образом, если Джованни Боккаччо с его «Декамероном» - ренессансное явление, а ренессансный театр получит развитие в Испании и в Англии, то что же такое эпоха Сайкаку и Тикамацу, если это не Ренессанс?! Национальные особенности испанского, английского театров, как и японского, как и французского, и русского театров, отнюдь не отменяют ренессансных достижений в этих странах. Как и абсолютизм, и феодальная система и идеология в странах Европы и Востока.

Сайкаку, завсегдатай «веселых кварталов» Осака, пишет роман «История любовных похождений одного мужчины» («Итидай отоко»), который составлен, можно сказать, из сцепленных новелл. Язык его сжат, выразителен и даже непристоен, что соотвествует разговорному языку горожан. Успех романа огромный, с пиратскими изданиями в Эдо. Сайкаку набрасывает новый роман «Любовные похождения двух мужчин» («Нидай отоко») и роман «Пять женщин, предавшихся любви» («Гонин онна»).

 У нового романа «История любовных похождений одинокой женщины» («Итидай онна») есть уже вполне разработанный сюжет. Сайкаку не был озабочен моральными проблемами, как Боккаччо; известно его высказывание, вполне резонное для торговцев, мол, в юности человек должен усердно трудиться, а в старости может делать все, что душе угодно. Непристойности в романах Сайкаку привели к их запрету, но дело было сделано.

Как пишет один из современных исследователей Фудзии Отоо, «Сайкаку был одним из безумно кружившихся в вихре танца. С одной стороны, он наслаждался миром, где гонялись за наслаждениями, а с другой - занимал позицию постороннего наблюдателя и хладнокровно взирал на человеческие слабости и пороки.

Басё был пессимистичным оптимистом, удалившимся от веселого и аморального мира. Странствуя среди природы и наслаждаясь тишиной, он издалека распознавал прекрасные черты человеческого характера и светлые стороны человеческой жизни.

Сайкаку же можно назвать оптимистичным пессимистом, который вел веселую жизнь, замечая при этом темные стороны жизни. Сайкаку жил настоящим и вполне бы мог сказать: «Мы не знаем, что нас ждет. Ни на бога, ни на Будду рассчитывать нельзя. Давайте жить весело и счастливо».